Еще четверть века назад было принято считать, что СПИД – это чума XX столетия, а ВИЧ-инфицированные люди – бич современного общества. Исходя именно из этой логики, в России в 1995 году приняли закон о депортации иностранцев с положительным ВИЧ-статусом.
Однако за прошедшие годы медицина ушла далеко вперед. Теперь люди с ВИЧ-статусом могут полноценно жить и работать десятилетиями, их жизнь практически не отличается от жизни здоровых людей. Но хотя закон о депортации давным-давно устарел морально, в России он действует до сих пор.
В последние годы в России ежегодно выявляется примерно 3500 новых случаев заражения ВИЧ среди зарегистрированных трудовых мигрантов – то есть тех, которые официально подавали документы на получение патента. Основные страны-«доноры» по ВИЧ – Украина, Узбекистан и Таджикистан. Оттуда приезжают в Россию 70% ВИЧ-инфицированных мигрантов. Насколько распространен ВИЧ среди мигрантов из Киргизии и как они решают проблему лечения – вопрос открытый, таких данных просто нет. Дело в том, что Кыргызстан входит в ЕАЭС, а потому приезжающие оттуда граждане не обязаны сдавать тест на ВИЧ.
В начале июня с неожиданным предложением выступил Начальник управления международных отношений и связей с общественностью Минтруда Таджикистана Усмонали Латифи. Он заявил о необходимости проверять возвращающихся с заработков мигрантов на ВИЧ, туберкулез и другие инфекции. Проверку планировалось проводить прямо на пограничных КПП. Таджикский врач Абдулло Давлатов назвал решение о медпунктах на границе правильным, но дорогостоящим. Он отметил, что в России ежегодно увеличивается число ВИЧ-инфицированных, и от них, по его мнению, заражаются те трудовые мигранты, которые ведут беспорядочную половую жизнь.
По российским официальным данным, на 2017 год распространенность ВИЧ в возрастной группе 15-49 лет составляла в России 1,1% от всего населения страны (1.193.890 человек). В странах Центральной Азии, по официальным данным, ВИЧ-инфицированных меньше как минимум в пять раз: менее 0,2% в странах Центральной Азии, а именно, в Казахстане – 29980, в Киргизии – 5710, в Таджикистане – 7220 и в Узбекистане – 37861 человек.
Однако тот факт, что зарегистрированных носителей ВИЧ в центральноазиатских странах мало, не означает, что их мало в реальности. В этом регионе другое отношение к личному здоровью, и там не принято сдавать тест на ВИЧ. Если у человека будет обнаружен вирус и об этом узнают окружающие, заболевший рискует подвергнуться тяжелейшей дискриминации. Потому люди стараются увильнуть от проверки, а если тест все-таки даст положительный результат, предпочтут покинуть родину. По этой же причине далеко не всякий мигрант, уже в России выяснивший, что у него ВИЧ, отважится вернуться домой.
ВИЧ уходит в подполье
Фонд «Шаги» – одна из немногих российских неправительственных организаций, которые помогают ВИЧ-положительным мигрантам. Вместе с Профсоюзом трудящихся-мигрантов и Международной организацией по миграции фонд «Шаги» провел в Москве первый семинар по ВИЧ для диаспоральных организаций.
Целью тренинга стало разрушение устойчивых стереотипов, связанных с ВИЧ и распространение среди мигрантов информации о возможностях лечения. На семинар приехали руководители таджикских диаспор из Москвы, Санкт-Петербурга, Владимира, Ярославля, представитель миграционной службы Киргизии и представитель киргизской диаспоры – всего около 20 человек.
Открыл семинар руководитель фонда «Шаги» Игорь Пчелин. Он заметил, что общества, в которых приходится жить мигрантам, далеки от толерантности. Именно поэтому мигранты с ВИЧ не могут возвратиться домой, хотя им это предписывает российский закон, и они вынуждены уходить в подполье. Но это лишь усугубляет проблему – вот почему так важна работа с диаспорами.
Довольно быстро выяснилось, что у представителей диаспор тоже есть свои стереотипы. Пчелин начал было рассказывать, как совсем недавно в организацию обратились за помощью два инфицированных таджикских мигранта, однако его перебили словами: «Наверняка это были секс-работники, уж точно не строители».
Пчелин в ответ улыбнулся и заметил, что ВИЧ может заразиться не только секс-работник, а любой человек.
– На тех же стройках, например, есть бытовки, где в рабстве находятся секс-работники, в том числе ВИЧ-положительные, – продолжил он. – Поэтому и строители, и люди любой другой профессии могут и сами заразиться ВИЧ, и заразить потом другого полового партнера.
Главная проблема сейчас состоит в том, что, согласно действующему закону, ВИЧ-положительных иностранцев следует депортировать. Пока норма эта не будет отменена, мигранты не смогут нормально работать и получать доступ к лечению. Так, инфицированному требуется три-четыре раза в год сдавать тесты на иммунный статус и вирусную нагрузку. На это уходит до 40 тысяч рублей. Терапия – еще где-то от трех тысяч рублей в месяц.
– Обеспечивая людей лечением, мы не только лечим уже инфицированных, но и проводим профилактику ВИЧ, – объяснил Пчелин. – Принимающий терапию человек не заразит ВИЧ других, инфицированная женщина сможет родить здоровых детей.
Слова о ВИЧ-положительных женщинах, которые могут рожать здоровых детей, произвели небольшой переполох среди присутствующих – оказывается, многие даже не подозревали о такой возможности.
Надо сказать, что откровенные разговоры о ВИЧ пришлись по душе далеко не всем. Так, представители Киргизии покинули мероприятие после первой сессии.
Умрет, но на родину не вернется
Менеджер программ фонда «Шаги» Кирилл Барский привел официальную статистику Минздрава, согласно которой в России проживает 1 миллион 47 тысяч носителей ВИЧ (согласно данным Роспотребнадзора, их чуть больше – 1,1 миллиона).
Он отметил, что три с лишним тысячи ежегодно выявляемых новых случаев заражения мигрантов ВИЧ – это всего 0.12% от протестированных мигрантов в России или 2.7% от общего числа новых случаев ВИЧ-инфицированных в России. Поэтому, резонно заметил Барский, странно слышать, что ВИЧ привозят мигранты.
– 56% населения заражаются ВИЧ традиционным путем. На втором месте идут потребители наркотиков. В Москве заражение среди них за 10 лет уменьшилось с 56% до 22%, – сказал Барский. – Распространение вируса в России, где уже, по оценкам экспертов, заражено 1,6% населения, идет с большой скоростью. Именно поэтому так важно доносить информацию о ВИЧ как до российских граждан, так и до мигрантов.
Вот как выглядит среднестатистический портрет зараженного ВИЧ мигранта, сотни которых ежегодно обращается за помощью в фонд «Шаги»:
Ему/ей 25 лет, женат (или замужем), есть иждивенцы (дети или родители), у него нет денег для прохождения необходимых обследований, он находится на нелегальном положении и не имеет возможности вернуться домой. Домой он не возвращается не потому, что у него нет денег, а потому что боится огласки, последующей дискриминации, невозможности анонимно получать лекарства и даже угрозы самой жизни.
– Проблема в том, что такому мигранту кажется, что лучше умереть, чем вернуться на родину, – говорит Барский. – Сложнее всего справиться со стереотипами восприятия, объяснить, что с ВИЧ можно жить и долго, и счастливо.
Справедливости ради надо заметить, что российские законы, касающиеся ВИЧ, вовсе не так плохи, как думают некоторые. Однако в реальности законы эти часто не срабатывают. Так, например, в конце 2015 года президент Путин подписал закон о праве иностранцев с ВИЧ жить в России. Закон этот говорит о том, что наличие у ВИЧ-инфицированного иностранца родственников первой линии (родителей, детей, супруга) в России отменяет его депортацию. Тем не менее, на практике было всего несколько случаев, когда депортация ВИЧ-инфицированного действительно была отменена на основании этого закона.
Кроме того, 8 мая этого года вступило в силу постановление, что право принимать решение об отмене депортации получает Роспотребнадзор. Однако как именно будет работать эта норма, пока неизвестно. Барский отметил, что фонд «Шаги» намерен первым апробировать эту норму применительно к одному из своих подопечных, гражданину Таджикистана.
Родители больны, ребенок здоров
По окончании теоретического разговора семинар перешел к практической части. Проходила она как дискуссия. Программный консультант ВЦО ЛЖВ (Восточноевропейское и центральноазиатское объединение людей, живущих с ВИЧ) Даниил Кашницкий озвучивал утверждение, с которым надо было или согласиться, или опровергнуть. При этом свое мнение надо было аргументировать.
На этом этапе разница в менталитете и засилье стереотипов проявились особенно ярко.
Первым был задан вопрос: должна ли женщина с ВИЧ рожать ребенка? Тут стало ясно, что теоретическая часть все-таки прошла не зря. Рожать женщинам диаспора разрешила, но только при условии, что она будет соблюдать все меры предосторожности: наблюдаться у врача, принимать терапию и не кормить ребенка грудным молоком, через которое передается вирус.
Однако вопрос, примет ли такую женщину традиционное общество, так и остался открытым. Одни полагали, что примет, другие утверждали, что лучше ей уехать в большой город, где ее никто не знает.
Представитель диаспоры из Владимира рассказал весьма показательную историю о мигранте, который вернулся на родину. Спустя некоторое время выяснилось, что жена его инфицирована ВИЧ. Разгневанный мигрант обвинил ее в неверности и развелся. Женщина была опозорена, оказалась в положении отверженной. И только когда мужчина заразил вторую жену, обнаружилось, что источником инфекции в действительности является он сам.
– Благодаря точному ведению беременности, вовремя выданным препаратам, правильному проведению родов вертикальную передачу ВИЧ практически нивелировали Беларусь и Армения, – говорит Кашницкий. – А вот в Таджикистане ситуация пока оставляет желать лучшего. Но работать в этом направлении надо, потому что сейчас это действительно не проблема – рожать здоровых детей, даже если родители инфицированы.
Следующий вопрос касался необходимости вложений в лечение и профилактику ВИЧ.
– У нас плохие дороги, многие люди живут за чертой бедности, у пенсионеров мизерная пенсия. Справедливо ли, что в России ежегодно тратится 17 миллиардов рублей на борьбу с ВИЧ? – поинтересовался Кашницкий.
Присутствующие разделились на два лагеря. Первые говорили о том, что если не бороться с ВИЧ, он распространится дальше. Вторые заявляли, что «среди ВИЧ-инфицированных нормальных людей нет, они все развратники», и считали, что потребности пожилых людей важнее борьбы с инфекцией.
Их насилуют, а они не понимают
Однако наиболее жаркая дискуссия разгорелась вокруг вопроса, нужно ли подросткам сексуальное воспитание и, в частности, обучение безопасному сексу? Тут аудитория тоже разделилась – но, скорее, по гендерному принципу.
– Секс – это дело двух человек. Придет время – они все сами узнают, нет необходимости изучать это в школе, – заявил представитель таджикской диаспоры. – Когда приходит время, мама учит свою дочь. А старшие братья учат парня. У нас традиция: девушка выходит замуж девственницей. Кроме того, у нас перед заключением брака оба проходят медосмотр, и нужно принести справку, что ты не заражен ВИЧ. Если что-то не так, свадьба отменяется.
Ему возразили, заметив, что девушка почему-то должна выходить замуж девственницей, а вот мужчина до брака часто ведет половую жизнь. Однако никто не настаивает на том, чтобы для безопасности он использовал презервативы.
Этот посыл подхватил Кашницкий, который заметил, что по данным Таджикистанской сети женщин, живущих с ВИЧ, большинство женщин, заразившихся ВИЧ в Таджикистане, – это жены мигрантов. Тут, действительно, есть над чем подумать.
Программный менеджер гуманитарной организации «Врачи мира» Светлана Цуканова заметила, что замалчивание темы полового воспитания только усугубляет проблему.
– У меня две дочери. Старшей 15 лет, и она знает, что такое ВИЧ. Естественно, она десять раз подумает, прежде чем идти гулять с мальчиком, – говорит Цуканова. – Особенно важно работать с девочками, в частности, рассказывать им о репродуктивном здоровье. Если ребенок невежественный в этом смысле, с ним может случиться что угодно. Таких девочек домогаются и насилуют их прямо на улицах, а они даже не понимают, что с ними творят. Что же касается национальности и религии, тут тоже нет никакой гарантии. Ко мне на консультацию приходили девочки в хиджабах. Кто-то подумает, что уж с такими-то точно ничего плохого случиться не может. А на самом деле их заражают гулящие мужья. Потом уже зараженную жену муж бросает, а родственники палками выгоняют ее из кишлака. Мы все живем в обществе стереотипов. Здесь женщина считает, что лучше она заразится чем-то, чем предложит мужчине презерватив – ведь в этом случае мужчина будет считать ее развратной. А то, что она таким образом всего лишь защищает себя, – об этом все молчат.
Последним был задан вопрос: правильно ли, что мигрантов тестируют на ВИЧ перед получением патента? Большинство собравшихся посчитали, что это правильно. На вопрос, почему нельзя сдать тест добровольно и до приезда в Россию, отвечали в том смысле, что если семья хорошая, положительная, зачем тест на ВИЧ?
На это ведущие вполне резонно заметили, что, если у всех такие «положительные» семьи, то откуда, например, в Таджикистане взялось более 7000 ВИЧ-инфицированных граждан? Согласно Роспотребнадзору, половина ВИЧ-инфицированных из Центральной Азии первый раз тестируется именно в России. И если каждый уверен, что уж он-то не заразится ни при каких обстоятельствах, откуда тогда берутся инфицированные?
– Каждый год в России тестируется на ВИЧ более 30 миллионов человек, – говорит Кашницкий. – Несмотря на это, количество ВИЧ-инфицированных у нас ежегодно вырастает на 10%. Это значит, что схема тестирования и перенаправления на лечение работает недостаточно эффективно. Тестирование, конечно, можно расширять бесконечно. Однако не менее важно информировать людей. Перед тестированием и после него необходимо проводить консультации, разъясняя, что такое ВИЧ, как его избежать и что делать в случае заражения. А этого практически нет в России.
Разумеется, дискутировать по такому вопросу можно было бесконечно. Однако выделенное время подходило к концу. Завершила встречу Светлана Цуканова, которая поблагодарила присутствующих за то, что они не стали закрываться, а вступили в дискуссию.
– Я надеюсь, что сегодня внутри каждого из нас произошел маленький переворот, – сказала она. – Проблема, о которой мы говорим, чрезвычайно важна. Я долго жила в стране, где исповедуют ислам, где, по общему мнению, нет геев, секс-работников и наркоманов. Считалось, что там все очень хорошо – до тех пор, пока мы не стали вслух говорить о ВИЧ и сопутствующих проблемах и не обнародовали реальное положение дел. Первый раз на меня написали заявление в прокуратуру, когда я рассказывала, что такое презерватив и зачем нужна профилактика ВИЧ. Мне сказали: «Ты развращаешь людей и говоришь про секс». На самом же деле я говорила не про секс, а про защиту – а это две разные вещи. Так вот, я тогда предложила протестировать на ВИЧ сотрудников прокуратуры – в частности, чтобы ответить на вопрос, есть ли у нас ВИЧ. После этого меня отпустили. Надо понимать, что ВИЧ-инфицированные есть среди учителей, врачей, воспитателей в детском саду, на заводах и даже среди чиновников. Когда-то я тоже думала, что ВИЧ только в Африке. Но нет, вирус здесь, он действует среди нас и об этом необходимо говорить. Говорить вслух, откровенно, именно так, как делаем мы сейчас, дискутируя и ломая стереотипы.
Екатерина Иващенко