ПОИСК ПО САЙТУ 
поиск по ресурсному центру 
Паата Сабелашвили учредил первую в Грузию ЛГБТ-организацию, сотрудничал с рядом малых и крупных организаций, работающих в области снижения вреда, борьбы с ВИЧ/СПИДом, гепатитами, ИППП. Он принимал участие в работе ряда региональных и международных сетей, был членом правления ILGA Europe. Кроме того, он входит в страновой координационный комитет Грузии. Паата имеет опыт ведения общереспубликанских адвокационных кампаний и получил две магистерских степени: в Центрально-Европейском университете (Будапешт, Венгрия) и Тбилисском государственном университе (Грузия). С 1 января 2017 года координатор адвокации Евразийской коалиции по мужскому здоровью (ЕКОМ).
С чего вы начинали общественную деятельность?
Если говорить о том, что ближе к нашей сфере, то в 2006 году я сделал первую в Грузии ЛГБТ-организацию фонд “Инклюзив”. Я тогда работал в филиале датской организации, меня все хорошо знали в НПО-секторе, но даже мои друзья-правозащитники спрашивали: “Разве это дело прав человека?”.
Права ЛГБТ?
Да, эта деятельность, она вообще может быть или нет? Потом меня арестовали за употребление марихуаны, разгромили офис, в очень гомофобном виде. Из-за того, что я был членом борда ILGA Europe [International Lesbian, Gay, Bisexual, Trans and Intersex Association], из-за международного шума меня сразу выпустили.
Я подписал процессное соглашение, чтобы выйти из тюрьмы. Когда говорят, что условный срок или апробация, чем-то легче – это не так. Мне присудили 5 лет условно, я заплатил порядка 5.000 евро, покупая разрешение на выезд из собственной страны: 300 евро за месяц, где-то 1.500 за год. Иначе могут не выпустить, а для активиста это очень важно.
Когда это случилось?
В 2009 году, весь 2010 я приходил в себя. Со мной очень плохо поступили мои соратники. Они сказали, что я абсолютно безответственно, ставя под удар наш активизм, занимался нелегальным делом, я употреблял наркотики, меня надо наказать.
Мне было ужасно стыдно, когда меня арестовали. Что подумают мои коллеги? Стыдно, что меня поймали за употребление, я всё-таки серьезный человек, работаю, я же не наркоман, это же со мной не может случиться!
Я до этого вообще не думал о проблемах потребителей наркотиков. В системе очень много сложностей, которые, не попадая туда, просто не поймешь, читая какие-то отчеты. И очень хорошо понимаю людей, в жизни не видевших открытого наркомана. Конечно, им нужно время, чтобы всё понять.
Так вы попали в снижение вреда?
Я про снижение вреда услышал первый раз в жизни в 2011 году. Просто увидел вакансию в Сети снижения вреда и решил податься. Друг сказал, что там будут адвокацией заниматься. Я решил, что хотя бы на меня пальцем тыкать не будут, что я драг-юзер.
Снижение вреда сильно отличалось от темы ЛГБТ?
У меня не было никакого опыта по харм-редакшн. Это тоже был челлендж для открытого гея. Все программы, как правило, нацелены на людей, употребляющих инъекционным путем, что связано в Грузии с 90-ми годами, криминалом, с уличным менталитетом и неприязнью к геям. Мне помогла судимость и условный срок. Они поняли, что проблемы у нас одинаковые на самом деле. Не имеет значение из-за чего тебя преследуют. Ещё могу сказать, что принёс в харм-редакшн гендерную чувствительность – появилось больше программ для женщин-потребителей.
Тогда уже существовали в Грузии какие-то организации?
Да-да-да, Сеть существовала с 2006 года, они были суб-реципиентами Глобального фонда и предоставляли сервисы [обмена] шприцев. Сейчас открыты 14 пунктов в 11 городах, мобильные амбулатории достигают очень много людей. Кроме тех сервисов, что предоставляло снижение вреда, моей целью стало создание адвокационных платформ для ВИЧ/СПИДа, для гепатита С, для женщин-потребителей, про наркополитику. Сеть стала платформой для всего гражданского общества, для дискуссий по всем темам.
Была проделана очень важная работа, но я почувствовал, что скован корпоративными узами. Я не могу делать тот активизм, который хочу делать. Более экстремальный активизм, в который верю, потому что доказательств никто не слышит. Власти не думают, что сэкономят превенцией. Думают, что просто выкинут деньги на ветер и наркоманы всё равно должны умереть, они всё равно бесполезны и всё равно пойдут в тюрьму.
В России примерно такая же логика…
В России так говорят, а в других странах так думают. Как есть гомофобия, так есть и наркофобия.
А как к вам относятся ультраправые, церковь?
У церкви сейчас другие проблемы, внутренние. Про наркофобию и гомофобию мы друг друга не трогаем. Я думаю, церковь нужно игнорировать, не впускать в общественное пространство, но пусть себе говорят, что хотят. Чем больше они говорят, тем быстрее люди поймут, что они из себя представляют.
С наркофобий нас действительно презирает полиция. Они думают, что мы абсолютно конченые, что каждый еще по десять человек наркоманом сделает. В парламенте депутаты проходят тест, там написано “наркоман” или “здоровый”. И там 150 “здоровых” людей, якобы, на них надо посмотреть, послушать их. Они здоровые, а мы, наркоманы, больные. Нам нельзя туда, кто будет решения тогда за нас принимать.
Вы сами идёте в политику? Например, ЛГБТ-сообщество много где в ней участвует.
Пока нет, пока рано, но появились гей-френдли политики. У них мало поддержки, они не могут 5% набрать, чтобы попасть в парламент.
Ваш новый активизм это движение “Белый шум”?
Изначально это движение ради спасения одного человека [журналиста Беки Цикаришвили, арестованного за хранение 69 граммов марихуаны в 2013 году]. Оно называлось “Бека не преступник!”. Мы 24 октября 2015 года выиграли дело в Конституционном суде. Это был наша первая заявка, первая победа и мы переименовались в движение “Белый шум”. Его философию объясняли на конференции: маленькие точечки, которые ничего из себя не представляют, вместе, когда сходятся, сигнализируют, что надо ситуацию менять, а то шум никуда не уйдет.
Чем ваше движение занимается?
Это беспрецедентный случай grass-roots активизма. Почему мы стали популярны, откуда 20.000 фолловеров, столько просмотров? Не имеет значения, человек молодой или старый, что употребляет, как употребляет, с чем поймали, как поймали. Мы пытаемся помогать всем, вообще всем. Находим бесплатных юристов по фейсбуку: “Кто есть сейчас с лицензией уголовного права? Мы пришлем вам личный номер человека, которого надо вытащить”. Мы начали искать других людей, способных постоять за свои права. Все операторы, писатели, художники, дизайнеры, все со своими навыками приходят и их вкладывают. Все наши клипы делаются бесплатно абсолютно. Люди смотрят и присоединяются. Ты их присоединяешь не каким-то дурацким маркетингом, а ты этот маркетинг используешь в целях продвижения твоей правды. Это очень важно, потому что правда сама собой не всегда может найти путь.
Как в Грузии работают программы снижения вреда?
Чего мне всегда не хватало в региональных сервисах, в Киеве или в Тбилиси, не имеет значения: там дают то, что есть, а не то, что нужно. Харм-редакшн сейчас чуть-чуть отстает от реальности. Мы приходим к чиновникам, стучимся и говорим: “Поменяйтесь уже, сколько лет так работаете. Нужно новые подходы утверждать”.
В Париже или в Лондоне есть всё, что хочешь. И тебе не говорят: ”Это от Глобального фонда. Это от того. Это была задержка”. Они всё делают так, чтобы тебя, как потребителя их сервисов, это не касалось. Делают это легче для тебя, удобнее для тебя, а здесь: “Чем богаты, тем и рады”. Так не получается.
А какая ситуация в регионе с заболеваниями?
У нас сейчас в Тбилиси 25% ВИЧ-позитивных геев. Вдвое число увеличивается каждые два года. И никто не бьет тревогу, всё нормально. Это булл-шит, это нужно закончить раз и навсегда.
Вы видите перспективы в регионе?
В новых условиях нужно развиваться и быть на шаг впереди государств, которые всё криминализируют, на шаг шагом впереди очень опасных привозов разных наркотиков. Лучше сообщества никто не знает, что они принимают, что они чувствуют, они должны быть экспертами.
Приход сообщества к делам это процесс необратимый. Я вижу всё больше и больше людей из Грузии и других стран. И мы должны развивать их интерес к снижению вреда, потому что это перспективно, потому что это единственное, что работает. И никто не может сказать, будто что-то другое работает лучше.
Источник: harm-reduction.org
