ПОИСК ПО САЙТУ 
поиск по ресурсному центру Константин Леженцев – независимый експерт в области ВИЧ и наркополитики поделился своими наблюдениями относительно распространения так называемых “клубных” наркотиков в регионе ВЕЦА.
Константин, что ты можешь сказать о новых тенденциях наркосцены региона ВЕЦА и о том, насколько программы снижения вреда эффективно дают ответ на рост потребления синтетических психоактивных веществ и стимуляторов амфетаминового ряда?
– Основной характеристикой наркосцены нашего региона является растущее употребление стимуляторов, так называемых “клубных наркотиков”, а также постоянное появление на рынке новых синтетических веществ. Согласно Глобальному Отчету о наркотиках 2016, в 2015 году было выявлено около 70 новых психоактивных веществ, а страны ВЕЦА выделены в отчете как регион «повышенных потоков незаконного оборота новых наркотических веществ».
В такой ситуации, к сожалению, государственные наркополитики, а также практики снижения вреда, которые реализуются на уровне общественных организаций, слабо пересекаются с категорией людей, употребляющей эти виды наркотиков.
Однако, зачастую это происходит потому, что популяция потребителей так называемых “клубных наркотиков” не ассоциируют себя с группой наркопотребителей в целом. И это в свою очередь приводит к неотождествлению себя со всеми теми месседжами, которые несут в себе современные программы снижения вреда.
То есть люди, которые задействованы во всем этом, (я имею ввиду в данном случае не только “клабберов”, а и владельцев клубов и тех, кто задействован в индустрии развлечений) представляют себе, что это такой себе развлекательно-танцевальный культурный проект. Хотя ни для кого не секрет, что эта субкультура напрямую связана с потреблением наркотиков, но при этом абсолютно отрицает их присутствие. Поэтому основной задачей сегодня является формирование правильного месседжа для программ снижения вреда не только в отношении профилактики ВИЧ-инфекции, но и потребления наркотиков в целом.
А что ты можешь сказать о масштабах потребления “клубных наркотиков” в регионе, какие вещества пользуются наибольшей популярностью?
– Основная волна рейв-вечеринок пришла в Украину, Беларусь из России в середине 90-х и начале 2000-х годов, в основном из Санкт-Петербурга и Москвы, и она при этом никогда не была вовлечена в дискуссию связанную со здравоохранением. Это было время, когда субкультура танцевальных наркотиков “веселилась” на фоне достаточно закрытой группы потребителей инъекционных наркотиков. Сейчас мы переживаем новый бум “клубного движа”, когда наркотики вроде бы те же что и 10 лет назад, но они другие. То есть они стали намного доступнее, являются просто неотъемлемой частью субкультуры, но опасности и риски связанные с их употреблением значительно выросли. Круговорот запрещенных веществ не ограничивается только танцполом. Их присутствие на афтепати и других событиях создает определенный “фан-клуб”, который формируется вокруг резиденций самих танцевальных клубов. То есть появляется конкретная необходимость в том, чтобы вечеринки обеспечивались определенными наркотиками. Но при этом существует стереотип, что их употребляют какие-то “мифические маргинализованные подростки на своих закрытых мероприятиях”, хотя по факту таких подростков можно найти, грубо говоря, в любом подъезде во всех крупных городах по всему постсоветскому региону.
Кто эти люди тогда и насколько они финансово обеспечены?
– По моим наблюдениям это в основном работающая молодежь, а также взрослые люди, у которых есть семьи и для которых употребление определенных видов стимуляторов является частью их жизненного цикла – ежедневного, еженедельного либо ночного, как и музыка,и общение, и посещение мест для развлечений. Первой уязвимостью этой группы людей является ее молодость, а второй – ее полная неохваченность. То есть в отсутствии информации проблемы связанные со здоровьем обрастают мифами и догадками.
Можно сказать, что если риски для первой волны потребителей клубных веществ середины 90-х были связаны с экспериментами, то для второй волны характерна большая доступность, очень низкое качество и необъяснимый спектр препаратов. 80% людей, которые приходят на танцпол с желанием получить максимальное удовольствие, предпринимают попытки что-то где-то достать, естественно, за деньги и фактически не понимают, что это по степени риска сравнимо с прыжком в прорубь. Но есть и малая, но при этом более зрелая группа людей, которые приходят в клуб с заранее проверенными купленными или приготовленными веществами.
И каковы последствия?
– Непонимание того, что ты принимаешь, приводит к весьма катастрофическим последствиям. Иногда это проскакивает через желтую прессу – “один раз попробовал – сошел с ума”. К сожалению, это бывает: припадки когнитивных расстройств, паранойи. Часто невозможно даже проследить причины таких расстройств – за счет комбинации препаратов или за счет “марафонного” употребления.
Вспышка психиатрических расстройств, агрессии, суицидов – по масштабам это можно сравнить с нашествием ВИЧ-инфекции, который мы испытали в середине и конце 90-х.
Как это было в 90-е – “есть какие-то мифические бандиты, которые употребляют наркотики и есть такие классные мы, которые тоже колют или нюхают героин. И вдруг мы оказываемся, так же как они, инфицированы всеми возможными заболеваниями, и это приводит нас в ту же инфраструктуру СПИД-центров.
Эта группа клабберов, которая не охвачена аутрич работой, насколько она находится в группе риска для ВИЧ, гепатитов и других социально-опасных заболеваний?
– Проблема даже не в том, что эта группа где-то не собирается и ее сложно выявить – она собирается в клубах. Основная проблема в том, что нету никакой подготовленной базы, отсутствие любой аутрич работы, работы с лидерами мнений. Также имеет место преступная халатность со стороны руководства клубов и многое другое. Именно это я считаю теми столпами, которые определяют по моему мнению достаточно серьезные факторы риска для общественного здоровья.
Я не видел результатов каких либо социальных опросов и сам их не проводил, но из бесед с широким кругом знакомых и друзей клабберов за последние 25 лет в разных точках постсоветского пространства, и различных социальных группах, связанных так или иначе с около клубной культурой, я понимаю что это неотождествление себя с потребителями инъекционных наркотиков часто не подразумевает отсутствие инъекционного употребления. Также оно не подразумевает отсутствия рискованного сексуального поведения.
При этом всем мы говорим о людях, которым не чуждо слово “паранойя” и они могут иметь глубочайшие познания о ВИЧ-инфекции. Но эта информация не исходит от людей из числа организаторов, лидеров. От людей, которые осознают риски, и знают что в клубы приходят люди, которые будут употреблять наркотики, для которых музыку ставят люди, которые употребляют, и это музыка, под которую будут употреблять. И владеют клубным бизнесом люди, которые тоже употребляют. Но вслух никто ничего не говорит.
И все же, ВИЧ, ИППП и другие заболевания – люди употребляющие так называемые клубные наркотики находятся в группе риска или нет?
– Безусловно находятся, ведь мы говорим о рискованных сексуальных практиках, спорадическом опыте инъекционного употребления и полном отсутствии адекватного информирования. Я даже больше скажу – если люди более старшего поколения воспринимали инъекционное употребление как часть некоего маргинального шарма, то сейчас об этих практиках вообще не принято говорить, это архи-немодно. Это не так и плохо с одной стороны, но с другой, хорошо когда привычки немодны по причине объективных знаний.
Существуют ли объективные данные, исследования о масштабах инфицирования в этой категории наркопотребителей?
– Если говорить об эмпирических данных, то их просто нет. Я и другие люди могут основывать свои выводы только на выборке людей из круга личных знакомств, а результаты трансполировать на свои знания об эпидемии и социального контекста в регионе.
Что важно – мы знакомы со снижением вреда как частью профилактики ВИЧ-инфекции, но снижение вреда – это прежде всего культура употребления, это осознанность и отсутствие мифов и мистификаций. Но на данный момент объективации проблемы нет, исследований нет, знаний нет, сводить музыку не умеют (смеется).
Мы говорим об огромной популяции молодых людей, прямо не рефлексирующей об употреблении и рисках с ним связанных. Помня масштабы финансирования снижения вреда международными организациями в регионе ВЕЦА за эти годы, развитие программ заместительной терапии в регионе, привлечение государственного финансирования – это все мимо. Как случилось, что мы последние 15 лет не замечали слона в комнате?
– Это кумовство) Мы, все кто начинал в 90-е – аутричеры, координаторы, активисты – мы все выросли. Нашему поколению уже за 40 и нашим клиентам столько же. А где наши дети? Где те молодые активисты которые будут работать с новым поколением, по-хипстерски расскажут молодым что можно употреблять, а что нет?
Почему же их нет сейчас, ведь в твоем поколении такие люди нашлись?
– Мое мнение такое: тогда, в 90-х эпидемия ВИЧ достигла такого уровня стигматизации потребителей и ситуация со здоровьем настолько ухудшилась, что стало понятно – или мы все умрем или надо что-то делать. Тогда мы достигли дна и начали работать. А сейчас ситуация кардинально иная – мы говорим о группе людей, которые не ассоциируют себя с криминальным миром, с “наркоманами” – это просто молодые люди. И в чем же их главная уязвимость? Их уязвимость в их молодости. Вот и все.
